|
Шёл я долго Степной волк Люди добрые Париж Посвящение гитаре Улицы Барнаульская Время петь шансон Я не спал, не пил, не пел... Гитара и аккордеон 33 Жизнь - дорога Раненое время |
Летом хорошо бродить по городу Слегка поддатым, Тихо повторять под нос какой-нибудь стишок. И не чувствовать себя ни в чем, Ни в чем не виноватым, От того, что просто хорошо! Шел я долго, видел много – Люди, горы, города. Эта длинная дорога Привела меня сюда! Так легки и невесомы, Дни летели выходные, Лихо отрывая жизни чистые листы. С вами мы теперь знакомы И почти уже родные… Предлагаю перейти на «ты». Шел я долго, видел много – Люди, горы, города. Эта длинная дорога Привела меня сюда! Хорошо зимой бродить по городу Слегка поддатым, Тихо повторять под нос Какой-нибудь стишок. И не чувствовать себя ни в чем, Ни в чем не виноватым, От того, что просто хорошо! Шел я долго, видел много – Люди, горы, города. Эта длинная дорога Привела меня сюда! |
Логово моё пропитано кровью, Не чужая, всё больше своя. Однако совсем не мешает здоровью Жизнь в наших тёплых краях. Можно лапы по швам и зубы на полку – Весело, только держись! Куда как приятней одинокому волку Зализывать раны. Знаешь, такая жизнь... Немного толку степному волку Жевать о законах добра и зла. Закон один, поверьте, до самой смерти – Не превращаться в степного козла! Не зная броду – не суйся в воду. Я сунусь и выйду цел-невредим. Не веря в чудо, я был и буду один! Можно без конца толковать о прекрасном, О поисках счастья в пятом углу. Но лучше своё тело над следом красным Тащить в непроглядную сизую мглу! Я нездоров, но не стану лечиться, Ведь смерть всегда бродит не так далеко. От всех докторов спасёт моя волчица: Побудет рядом и станет совсем легко... Немного толку степному волку Жевать о законах добра и зла. Закон один, поверьте, до самой смерти – Не превращаться в степного козла! Не зная броду – не суйся в воду. Я сунусь и выйду цел-невредим. Не веря в чудо, я был и буду один! Логово моё пропитано кровью, Да не чужая, всё больше своя. Однако совсем не мешает здоровью Жизнь... |
|
Люди добрые, не грустите... Мир совсем не так уж плох, как вам кажется. Что невесело пою – вы простите, Все однажды утрясется и свяжется. И на небе месяц белый Тонким лезвием разрежет эту ночь. Он такой, как мы, несмелый. Еле светит. Только чем ему помочь? Ну чем ему помочь? Ну а много ли нам надобно, братцы? Чтоб о счастье говорить вдруг отважиться? Чуть удачи, чуть любви, и разобраться – Все однажды утрясется и свяжется! И на небе месяц белый Тонким лезвием разрежет эту ночь. Он такой, как мы, несмелый. Еле светит. Только чем ему помочь? Ну чем ему помочь? Люди добрые, вы не бойтесь, Если что-то вдруг не то вам почудится. Посидите, так сказать, успокойтесь... И все однажды состоится и сбудется. И на небе месяц белый Тонким лезвием разрежет эту ночь. Он такой, как мы, несмелый. Еле светит. Только чем ему помочь? Ну чем ему помочь? |
А я снова хочу в Париж. Нет, я не был там никогда. Я хотел туда в прошлом году, А теперь вот хочу всегда... Мы идём по пустой мостовой, Ты о чём-то мне говоришь. А я чувствую, что живой, Коли так я желаю в Париж! Одиноко горят фонари, Снегом белым укрыта земля. Кто-то там от зари до зари Елисейские топчет поля... А я снова хочу в Париж. Да ты поверь мне, я не шучу. Я и в прошлом году хотел, Я и в этом году хочу... |
|
В небе быстрый самолет, а на речке – лодка. Потихоньку бороздят ширь родной земли. Так и я, который год, подосипла глотка... Где за праздный интерес, а где-то за рубли. Ты пой, моя гитара, Не глазей в окно. Ты жива, а я не старый. Большего не дано. Не лишайте меня прав на чины и званья. Вот поднимусь над суетою прямо в сладкий сон. И не скажу, что буду прав, вплоть до основанья, Да только левым оставаться тоже не резон! Ты пой, моя гитара, Не глазей в окно. Ты жива, а я не старый. Большего не дано. Вон идет судьба сама в кассу за получкой, До копейки соберет плату за труды… А вон еще одна зима нам махнула ручкой. Да разлюли ее в сугроб, да в снег ее, туды! А ты пой, моя гитара, Не глазей в окно. Ты жива, а я не старый. Большего не дано. |
В то, что ты мне веришь, не верится. Но попусту не стану я мучиться… На чужих ошибках не учится никто. Может, что-то вдруг и завертится. Может, где-то вдруг и получится… А я плюну на все, и уйду бродить зимой, Забыв пальто! И будут Улицы, улицы, улицы… А на них Домики, домики, домики… А в них Женщины, женщины, женщины… А в них Дети, а в детях счастье! Какой бы долгой не была зима, Будет и весна обязательно! Но и на своих ошибках не учимся, все ждем… Ты же так не непредсказуема, Хотя весьма обстоятельна. А я плюну на все, и уйду бродить один, Под дождем! И будут Улицы, улицы, улицы… А на них Домики, домики, домики… А в них Женщины, женщины, женщины… А в них Дети, а в детях счастье! Но как бы там ни было, Не быть друг без друга нам… Слова эти верные, мой родной человек. И если мне что-то надо, Я пройду все круги ада. Жить будем долго и счастливо, И умрем в один век… Но ведь останутся все те же Улицы, улицы, улицы… А на них Домики, домики, домики… А в них Женщины, женщины, женщины… А в них Дети, а в детях счастье! |
|
Не напишут об этом в газете, И по радио вряд ли потом Скажут: "Лучшие люди на свете Здесь живут, за уральским хребтом". Загляни-ка, мой друг, в эти лица! Обопрись на соседа плечо. Добрый день, дорогая столица, Так любимая мной горячо! А какие здесь барышни, братцы! Море Вер, Лен, Марин, Надь и Кать. Много сказано. Далее вкратце. В целом мире таких не сыскать! Чтобы быть с ними рядом надолго, В небе звезды ночами считать… Что Москва нам река, что нам Волга - На Оби будем век коротать! Поздней осенью вспомни о лете. Потеплеет. Но я не о том. Просто лучшие люди на свете Здесь живут, за Уральским хребтом. Где-то спят Копенгаген и Ницца. И закат догорает вдали. А ты гуляешь, родная столица Непонятной сибирской земли! |
Легко уносит ветер Твоей любви веселый бред. И ни за что на свете Туда, назад, дороги нет… И рано веселиться. И огорчаться не резон. Уже давно за тридцать – Лучшее время петь шансон! Да бог с нею, с любовью, Хотя ничто так не бодрит! Поставить к изголовью Ей свечку, пусть себе горит. Встревоженные лица Покинут твой далекий сон. Уже давно за тридцать – Лучше время петь шансон! Не надо ставить точки, А надо жизнью дорожить. Ведь после этой ночки Ты будешь очень долго жить. Умыться и побриться, Проснувшись утром в унисон. Еще только за тридцать – Лучше время петь шансон! |
|
Я не спал, не пил, не пел... Шоколад казался перцем. Учащенно билось сердце, На тебя когда смотрел. Я в окно глядел твоё, За тобой шатался следом. Я кормил тебя обедом! Бесполезно, ё-моё… Как же быть, и что теперь? Ни к чему ведь мне другая! А ты, такая-растакая, Указала вдруг на дверь. И, стоявший у дверей, Я твердил себе: «Не майся». А ты сказала: "Возвращайся, Возвращайся поскорей". Прямо в душу был укол, И таких полно историй. Легче ложкой выпить море, Чем понять ваш слабый пол. Покатилась кувырком Жизнь моя через ухабы. Что ж вы делаете бабы С нашим братом мужиком! |
Когда луна в своей карете Спешит домой и манит в сон, Встречались где-то на планете Гитара и аккордеон. У музыкантов век короткий. Но жизнь тлен, а время – вздор. Бывало, выпивали водки, Но не вязался разговор... Я не знаю о чём тебя мне спрашивать, И к чему этих слов ненужных сор. Я не знаю о чем тебя мне спрашивать, Пять минут помолчим и ля-минор. Туда, где звёзды и кометы Искала чья-нибудь душа, Взлетали ноты незаметно И плыли звуки не спеша... И появлялось ощущенье, Что без чумы не сладок пир. Что небо требует прощенья У нас за этот странный мир. Я не знаю о чём тебя мне спрашивать, И к чему этих слов ненужных сор. Я не знаю о чем тебя мне спрашивать, Пять минут помолчим и фа-минор. Когда луна в своей карете Спешит домой и манит в сон, Встречались часто на рассвете Гитара и аккордеон... Я не знаю о чём тебя мне спрашивать, И к чему этих слов ненужных сор. Я не знаю о чем тебя мне спрашивать, Пять минут помолчим и ля-мажор. |
|
Просто все, как два на два четыре. И понятно, гляди не гляди. Ничего не меняется в мире, В день, когда тридцать три позади. Нас тогда наши мамы заждались, Помолчу о нетрезвых отцах... Мы рождались, мы рождались, мы рождались Друг у друга на глазах... Детский сад. Первый класс. Двор. Подруги. Покурить в шесть утра перед сном. Я во всей нашей славной округе Был не самым дурным пацаном. Жизнь чертила свои параллели Разбавляя веселье в слезах. Мы взрослели, мы взрослели, мы взрослели Друг у друга на глазах… Твои волосы пахнут смолою… Даже самой холодной зимой. Я всегда оставался с тобою. И теперь возвращаюсь домой. Свет потушен…Чаечку согреем. А в окошке луна в небесах. Жаль стареем, мы стареем, мы стареем Друг у друга на глазах... Тишина, соловьиные трели Поманили, туда бы нам, ах... Мы рождались, мы взрослели, мы старели Друг у друга на глазах... |
Две недели до конца зимы.
Пусть кому-то кажется пустяк.
Пусть кому-то кажется, а мы
Встретились с утра на радостях.
Дел по горло. Зимы провожать
Ни к чему. Но если повод есть,
Сядем и начнем соображать
Ни о чем. А, в общем, не бог весть…
Ты не шуми. Ты погоди немного.
Всех рассудит, замыкая круг,
Жизнь-дорога, жизнь-дорога…
Собирайся, нам на выход, друг.
То ли ветер, то ли гололед…
Нам за горизонт подать рукой.
Мы с тобой уже который год
Мажем километры на покой.
И пусть в эфире нет свободных мест,
Но есть на карте чудо-города.
Бог не выдаст, да свинья не съест.
Остальное, в общем, не беда.
Ты не шуми. Ты погоди немного.
Всех рассудит, замыкая круг,
Жизнь-дорога, жизнь-дорога…
Собирайся, нам на выход, друг.
Будто бы и не было зимы…
Пусть кому-то кажется пустяк.
Пусть кому-то кажется, а мы
Выпили с утра на радостях.
И пусть камнями полон огород…
И может правды в этом никакой…
Но мы с тобой уже который год
Мажем километры на покой.
Ты только не шуми. Ты погоди немного.
Рассудила всех, замкнула круг,
Жизнь-дорога, жизнь-дорога…
Собирайся, нам на выход, друг.
|
|
Поспешаю не спеша. В телесах звенит душа. Красива, стерва. До вершины сто шагов, Я их прошагать готов. В порядке нервы. Правда, заберешься ввысь, Оступился, и хлобысь – Фонарь под глазом. Не сподобил, жаль, господь, Стать упрямым Скалолазом. Ни петь, ни пить, Ни говорить не тянет, не манит... Как быть, с кем плыть, Туда, где каждую секунду ранит... Раненое время не идет... В ящике цветастый сброд Открывает, сука, рот Все под фанеру. Я от этих упырей Ускакал бы поскорей Хоть на Венеру… Может, будет там легко, И за вредность молоко, В день грамм триста. Не сподобил, жаль, господь, Стать космическим Туристом. Ни петь, ни пить, Ни говорить не тянет, не манит... Как быть, с кем плыть, Туда, где каждую секунду ранит... Раненое время не идет... То хреновина, то мед… Жизнь, а кто ее поймет… Сплошные прятки. Часто муторно внутри. Хошь залей, хошь закури. Поможет вряд ли. Ну тебя, тоска-печаль. В пароход садись, отчаль. А мы вослед сыграем. Не сподобил, жаль, господь, Стать отважным Самураем. Ни петь, ни пить, Ни говорить не тянет, не манит... Как быть, с кем плыть, Туда, где каждую секунду ранит... Раненое время не идет... Лежит себе тихонечко и ждет! |
||
|
© Лев Шапиро 2011-2023 |
|
|